Катя.

 Катя любила гулять по ночам. Очень любила. На прогулку начинала собираться тогда, когда солнце только начинало тереться о горы, которые окружали город. Тени вытягивались до такой степени, что весь Катин небольшой рост, все сто пятьдесят семь сантиметров плюс босоножки и хвостик, стянутый тугой резинкой, размазывался по растрескавшемуся асфальту и  приобретал причудливую форму. Ей казалось что она становилась большой и опасной. Пока ей еще встречались прохожие, она любила наступать на их тени. Катя считала что так она забирает кусочек себе, и ее тень становится больше и сильнее. Она очень любила красные предзакатные отсветы, которыми одаривало большие оконные проемы уходящее светило. Потрепанные и уставшие за день здания начинали светится изнутри и вся их обветшалость, все сколотые краски и змейки трещин, становились не видны.

Еще она любила свой старый и работающий только на половину заряда плеер. Его красный лакированный корпус был истерт настолько, что сложно было прочитать название модели. Небольшая трещина на экране закрывала пару букв из имени автора песни, поэтому Катя слушала группу “лин”, вместо “Сплин” и группу “ж&K”, вместо “Чиж&К”. Кнопка включения давно затерялась в ее комнате, поэтому каждый раз, чтобы включить плеер она вытаскивала из уха сережку из белого золота, подарок бывшей Катиной любви с серыми глазами и сильными руками, и вставляла ее в маленькую дырочку находящуюся в том месте, где раньше была пропавшая кнопка. Раньше Катя очень любила перематывать песни, если они не попадали под ее настроение. Но потом кнопка перемотки перестала реагировать на нажатие и она смирилась с судьбой, увидев в этом знак свыше, говорящий о том, что не Катя должна управлять музыкой, а музыка Катей. “Пора бы уже купить новый плеер,” - периодически думала она. Но заряда этого плеера хватало как раз уйти из дома, погулять, вернуться под утро и уснуть под музыку, а за день он заряжался. Так что решение о покупке в который раз уже откладывалась на неопределенный срок. Эта потертая и исцарапанная “коробочка звуков” была ее другом.

Ко всем прочему, у Кати была постоянна война с наушниками, каждый раз доставая их из кармана, ее встречал провод, спутанный настолько, что им можно было страховать альпинистов. И в тысячный раз, распутывая когда-то белоснежные, а сейчас грязновато-бежевые, проводки ей казалось что она распутывает свою жизнь. Выпрямляя и развязывая тугие узелки, Катя представляла, что разбирает хитросплетения своей жизни, упорядочивает мысли и приводит в порядок чувства. Этакий “Дзен для начинающих”. Может именно поэтому ей было особенно обидно, встречать эту запутанность раз за разом, вновь и вновь.

Когда ночь стирала своим дыханием случайных прохожих с пыльных улиц города, Катины ноги уже немного гудели, той приятной и сладкой утомленностью, которая бывает после долгих прогулок неспешным шагом. В ночном ларьке, разбудив сонную продавщицу, она покупала себе питьевой йогурт и две каких-нибудь не слишком черствых булочки и устраивалась на лавочку. Наступало время легкого перекуса. Лавочка должна была обязательно стоять под парой деревьев с пышными кронами. Кронам полагалось шуметь и шуршать листьями. Взобравшись на лавку с ногами, Катя начинала трапезу. Первую половину булки она читала вырезанные на лавке послания, все эти нехитрые уравнения с так и не найденными переменными, “Оля + Коля = Любовь”, “Олег - Козел”, “Сам ты козлина!” и все в таком духе. Когда йогурта оставалось чуть меньше половины, она снимала наушники и начинала слушать деревья. Ей казалось что они разговаривают с ней, и еще чуть-чуть и она их поймет, а они откроют ей какую-нибудь свою, древесную, тайну. Или расскажут о чем-нибудь интересном, что они видели, стоя здесь не один десяток лет, без возможности перейти в другое место, или, хотя бы, отвернуться. Может они рассказывали ей о том, почему Олег - козел, или что стало с Олей и Колей, но Катя их не понимала. Когда кончалась первая булка, она делала последний глоток йогурта, вставала с лавки и в последний раз прикасалась к древесной коре, благодаря за интересный рассказ и извиняясь за то, что так и не смогла понять о чем он был.

Катя кружила коршуном по спящему городу, постепенно приближаясь к своей заветной цели - подвесному мосту на остров, находящейся по середине реки, вдоль которой расположился Катин город. Сам мост она не любила, но под ним у самого берега, находился чудный камень. Наверное когда-то, в древние времена, река была шире и его долго тащило по дну, стирая острые края и полируя его до блеска. Потом большая вода сошла, а камень остался. А еще лет через пятьсот, вокруг камня вырос город. Катя считала его своим, для нее он был удобней мягких кресел и теплей некоторых рук. С это древнего, истертыми миллионами прикосновений, камня очень приятно было свесить ноги, снять босоножки и зарыться ступнями в прохладную прибрежную гальку. Если позволяла погода, то Катя немного поворачивалась и опускала ноги в воду. Ей нравилось чувствовать, как река смывает с них усталость от прогулки, унося ее куда-то на север, а потом выливая в океан. Иногда Кате казалось, что весь океан наполнен усталостью чьих-нибудь ног. Она доставала вторую булку и начинала ждать. Через какое-то время по воде подплывала утка.

Катю сначала удивляло, что утка не спит, как все остальные ее сородичи, которые должны были уже видеть свой седьмой, утячий, сон, и потихоньку готовится просыпаться. Но потом она привыкла и сочла птицу родной душой, такой же не спящей и бродящей по ночам. Через некоторое время Катя начала покупать булку не только себе, но и своей не спящей незнакомке. Она отщипывала по небольшому кусочку и бросала их в воду. Когда булка подходила к концу, утка подплывала к Кате и начинала есть с рук. Потом, когда есть было уже нечего, птица подходила совсем близко и разрешала себя гладить. Катя пользовалась моментом и, проводя рукой по жестким перьям, рассказывала утке историю своей жизни, все что случилось с ней с момента последней их встречи. Рассказывала, какие надписи она сегодня читала на лавке и просила научить понимать деревья. Выдав все свои горести и радости своей молчаливой собеседнице, она начинала собираться домой. Доставала из кармана наушники и принималась их распутывать, после скоротечной но победоносной войны с проводами, Катя замечала что утка уже уплыла.

Начинался путь домой. И если путь к камню был запутан и разнообразен, то дорога назад всегда была одной и той же. Нужно было подняться на гору, приветственно помахать памятнику основателю города, тоже старинному Катиному знакомому, пройти еще чуть-чуть и повернуть налево, чтобы потом, пройдя мимо здания потрепанного автовокзала окунуться в спальный район, в недрах которого располагались Катины двадцать шесть квадратных метров, плюс кухня, санузел и балкон. Дома следовало принять душ, выпить чаю и залезть под одеяло так редко убираемой кровати. Снова включить потрепанный плеер, выронить сережку, испугаться что потеряла, найти в складках подушки, вставить на место и уснуть под спокойную музыку. Плеер всегда знал, что сейчас Катя будет засыпать, и подбирал только тихие и спокойные мелодии.

Но сегодня, когда Катя уже вошла в свой спальный район, когда она уже размышляла над тем, каким сортом чая закончить свою прогулку, ее нога вдруг задело что-то небольшое, но  тяжелое. Не ожидав такого предательства от родного района, Катя заметила приближающийся асфальт. Выставив вперед руки она уперлась ими в острый камень и рефлекторно отдернула. Итогом этих акробатических этюдов стало сокрушительное падение. Плеер обижено мяукнул и затих. Полежав несколько секунд Катя начала подыматься. Кое как восстановив вертикальное положение и отряхнувшись, она обернулась в поисках предмета который отправил ее в непродолжительный полет. На тротуаре, около выбивающегося из трещины подорожника, лежал какой-то черный, едва поблескивающий в лунном свете, предмет. Катя подняла его и рукоять пистолета удобно легла ей в руку. Она раньше никогда не видела оружие, нет, конечно по телевизору, в сотнях боевиков, которыми забивают эфир все каналы она видела лихих парней, размахивающих такими штуками, но в живую - нет. Тем более никогда не прикасалась. Испугавшись что кто-нибудь сможет ее увидеть, она сунула пистолет за пазуху и поспешила домой.

Дома Катя приняла душ, конечно последние события должны были сбить весь ее ритуал, но традиция оказалась сильнее. Она замоталась в свое любимое полотенце, налила себе чаю, сегодня это был обычный черный, с двумя ложками сахара, залезла с ногами на табуретку и положила свою находку перед собой. Черная сталь завораживала, его хотелось трогать руками, сжимать в потных ладошках. Курок уже не был совсем черным, его гладкая поверхность была отполирована до блеска чужими прикосновениями. На рукоятке, по обе стороны, были шероховатые накладки из пластика, ближе к ее центру была нарисована звезда и буковки “СССР”. Катя отставила чашку, взяла пистолет в руки и заглянула в дуло, где-то в глубине ее головы промелькнула мысль, что это может быть опасно, но она отогнала ее прочь. Дуло завораживало ее, черный зев плюющийся смертью, может даже забравший чью-то жизнь, манил к себе. Катя глубже и глубже всматривалась в эту мрачную черноту, сотни картин проносились перед ее глазами. Из забытья ее вырвал резкий звук, она испугано швырнула пистолет на стол. Сначала ей показалось что это он выстрелил, а боли она не чувствует, только потому, что находится в состоянии шока. Но звук не замолкал и больше походил на чье-то недовольное ворчание, чем на отрывистое тявканье пистолетов из боевиков. Холодильник! Это завелся старый бабушкин холодильник. Катя дрожащей рукой взяла кружку и отпила чай. Чай был холодный.

Она решила оставить раздумья и осмотр находки на следующий день, сунула пистолет в шкаф, между старыми наволочками и новыми простынями. Выключив свет, Катя взбила подушки и забралась под одеяло, вспомнила про плеер, вылезла из кровати, подошла к вороху одежды, сваленной в углу, достала его из кармана и попробовала включить. Он не реагировал ни на ласковые прикосновения, ни на суровые и отчаянные “тыканья” сережкой, жалко. “Может пора все-таки купить новый, - подумала она, - или снова отнести его соседу, может еще можно починить?” Расставаться с ним не хотелось. Горько вздохнув, Катя отправилась спать в тишине.

Уснуть никак не получалось, тишина давила на нее и вызывала чувство тревоги. Все-таки она сильно привыкла к мелодичным звукам перед сном. Катя лежала лицом к стене и ей начинало казаться что сзади, у кровати, кто-то стоит, наблюдает за ней и ждет когда она уснет. Она чувствовала, как чей-то взгляд блуждает по ее телу, замотанному в одеяло, ей начинало чудиться чье-то дыхание, она уже почти чувствовала, как легкий ветерок от этого дыхания ерошит ей волосы и морозит кожу на шее. Не выдержав, она резко перевернулась. У постели никого не было, отвесив себе мысленный пинок, за разыгравшееся воображение Катя снова попыталась уснуть, так и не решившись вновь развернуться лицом к стене. Как только она закрыла глаза, ощущение паники вновь вернулось. Казалось, что ее неведомый гость снова стоит рядом. Катя съежилась и втянула высунувшуюся из под одеяла ногу обратно, в укрытие. Свернувшись калачиком Катя пыталась подавить приступ паники. Ничего не выходило, таинственный гость оставался в ее воображении и, казалось, приближался. Она открыла глаза, но, как и ожидалось, никого не увидела. Лишь только один угол казался темнее чем остальные, как будто он поглощал в себя весь тусклый свет луны и уличных фонарей, едва пробивающийся через шторы.

В голову пришла спасительная мысль о пистолете. Она тихонько высунула левую ногу из под одеяла и спустила ее на застеленный вытертым линолеумом пол. Затем настал черед второй Катиной ножки. Когда она резко выпрямилась из под ног внезапно раздался скрип половиц. Катя вздрогнула и ей ужасно захотелось залезть обратно под одеяло и дрожать, но это не казалось разумным выходом из сложившейся ситуации. Она стиснула зубы и повернулась к шкафу. Два шага прямо, один налево, открыть покосившуюся и скрипучую дверцу, засунуть руку, схватить свою недавнюю находку, закрыть дверь, шаг направо, два назад и вот оно, такое родное и теплое одеяло. А под одеялом ничего не страшно. Она бы могла проделать эти действия с закрытыми глазами, но сейчас закрывать глаза было несколько жутковато. Катя выдохнула и сделала первый шаг. Через двадцать секунд она уже снова была под одеялом, все прошло по плану, только у шкафа Катя отчетливо прочувствовала как чьи-то холодные пальцы пробежали по ее позвоночнику, от поясницы до затылка, может поэтому обратный путь под одеялом был гораздо быстрее дороги к шкафу.

Засунув пистолет под подушку и сжав рукоять влажной ладошкой Катю отпустило. Все сумрачные тени отступили, угол уже не казался темным и дыхание больше не морозило ее лицо. Она благодарно погладила холодную сталь легкими прикосновениями подушечек пальцев. Теперь у нее был защитник. Теперь все будет хорошо. И тут Катю осенило: “У нее есть пистолет! Теперь все будет по другому!” Ей теперь есть чем ответить хамам и наглецам. Сотни картин проносились у нее в голове, вот ей грубят в автобусе, она достает ЕГО и лица у всех вытягиваются, теперь хамоватый продавец  в ларьке сожрет свою выручку за день, посмев только косо взглянуть на Катю, она заставит его унижаться и извиняться.  Больше никому не будет спуску! Каждый акт агрессии в ее сторону будет сменяться актом унижения и преданности!

Мысли заполоняли Катино сознание. Она вспоминала всех своих обидчиков, все глуповатые заигрывания начальника. Она заставит его вылизывать ее туфельки, купленные, по случаю, на недавней распродаже. Каждое его, якобы случайное, прикосновения к ее выпуклостям и изгибам будет смыто и извинениям и многочисленными премиями. Да! Она заставит его извиняться перед всеми сотрудниками. Катя начала живо и в красках представлять эти события, вот он стоит на коленях и молит ее о прощении, ей приятно смотреть как меняется лицо у дуры - Светки, напарницы и коллеги по отделу оптовых продаж их захудалой фирмы. Она практически видела, как разглаживаются, от удивления, морщины на, всегда ехидной морде, главбуха, Татьяны Николаевны, этой чопорной, консервативной и закомплексованной стервы. Нет, они конечно же не видят пистолета, иначе извинения шефа не будут выглядеть столь искренне, Катя сжимает его в своей длинной и узкой ладошке и прячет под столом. Только она и начальник знают о нем, у обоих расширены зрачки, у него от страха, у нее от удовольствия, близкого к оргазму.

“Хотя зачем мне работа? Я же смогу придти и взять все, что захочу!” - внезапно подумала она. Да, да! Все эти продавщицы дорогих отделов больше не будут снисходительно смотреть на нее, когда ей не будет хватать тысячи рублей на какие-нибудь туфельки. Она больше никогда не будет им платить! Теперь они будут платить ей! Лихие картины из гангстерских боевиков начали проносится в Катиных мыслях. Все эти погони и преследования, налеты на придорожные магазины, дерзкие угоны красивых и больших автомобилей. Изображение сменялось изображением, скорость возрастала и скоро она уже не могла вычленить отдельного сюжета, только яркая лента смазанного воображения, круговерть начала испускать свечение и мурашки пробежали по Катиному телу, от ступней до рыжей макушки. Ее охватило возбуждение, все эти странные порывы воображения заводили ее, она начала поглаживать себя, постепенно спускаясь все ниже и ниже. Через минуту, запустив руку в трусики, она уже яростно мастурбировала. Это не было похоже на обычные Катины порывы, обычно ей требовалось некоторое время, для того чтобы придти к нужному настроению. Сейчас же возбуждение нахлынуло на нее внезапно и резко, вдавливая в кровать и заставляя сминать простыни. Одной руки уже не хватало, ей пришлось отпустить пистолет и начинать гладить свою грудь. Ее тело откликнулось на вторую руку легким стоном. Кате казалось, что она раскачивается на качелях возбуждения, заветный миг был уже где-то рядом, но каждый раз неуловимо ускользал из ее постоянно движущихся рук. Ближе, ближе, ближе… Казалось, что ее движения уже невозможно разглядеть никому. Катя выгнулась дугой, затем рухнула на скомканное белье и часто задышала, некоторое время остаточные толчки еще не давали ей собраться с мыслями.

Отдышавшись, она заметила что в комнате снова произошли изменения. Ее таинственный бесплотный гость снова был здесь, Катя отчетливо чувствовала присутствие и казалось, еще чуть-чуть и его можно будет разглядеть. Но больше не было опасности, в комнате не витал страх, у нее складывалось ощущение, что тень довольна. Через пару мгновений на Катю обрушилось осознание, что никакой это не призрак мертвой прабабушки, и не стоит ее дом на остатках индийских кладбищ, едва уловимым присутствием в ее квартиру вошла Власть. Это все то, что олицетворял новый Катин пистолет, с помощью него она сможет изменять чьи-то судьбы и разрушать чужое счастье. И, судя по изменившемуся настроению ее гостя, Власти нравилось, в чьи руки она попала.

Катя решила, что с пистолетом она сможет все, каждое ее, когда-то не получившееся, по тем или иным причинам, действие теперь, в ее воображении, выходило гладко и без недоразумений. В своих мечтах она вновь поступит в художественное училище, но теперь преподаватели подумают дважды, нет, трижды, перед тем как поставить ей оценку! Катя уже не стоит в очередях за какой-нибудь глупой справкой, переругиваясь с тупыми и надменными бабками, которым вздумалось поиграть в важных персон. Сейчас уже они стоят к ней в очереди, надеясь что она обратит на них внимание и их справочка ей пригодится. Она тут же сдаст на права, и эти хамоватые мужланы, инструкторы, больше никогда не завалят ее на экзамене. Только получив права, Катя пойдет в банк и возьмет себе кредит, хотя зачем ей кредит? Она ограбит его! И купит себе самую удобную машину. Тогда все ее родственники узнают, поймут и, наконец-то, оценят все Катины старания. Ведь она всегда была белой вороной в семье, ее брат, давно уже какой-то депутат чего-то там, отец - гордый покоритель северов, знатный ученый, кучу книг написал. Мама работает врачом, хирургом, каждый день спасает чью-то жизнь, бабушка с дедушкой переехали в Сибирь строить заводы и города. А Катя… Катя…

Ледяной молнией отчаяния ее пригвоздило к кровати. Действительно, всех Катиных заслуг было только не доставать их, даже на работу брат устроил. Нет, конечно они ее любили, всегда рады были видеть, постоянно спрашивали о делах. Бабушка каждый раз спрашивала про личную жизнь, очень уже ей хотелось внуков понянчить, а личная жизнь всегда оказывалась в заднице, то он ей не нужен, то она ему, стандартная, казалось бы, ситуация, но у Кати она длилась уже больше двух лет. Денег вечно хватало только на квартплату, нехитрую еду и немного одежды. Ей всегда хотелось съездить в Прагу, посмотреть на все эти причудливые башенки, погулять по мозаичным мостовым. Но и эта мечта откладывалась уже не первый и, видимо, не последний год. Она могла попросить у брата денег, и он бы даже дал, но это было как-то низко, что ли. Катя начинала понимать, что сама не сделала ничего.

А тут еще и пистолет, и все эти фантазии, неужели она настолько мелочна? Неужели она похожа на всех этих офисных кур, которых она так ненавидела. Катю начала заполнять злость на саму себя вперемешку с отчаянием, все чего она хотела заполучить, она бы не смогла заполучить без этой черной и тяжелой машинки, плюющейся смертью. Все ее достижения были бы основаны на чьих-то боли и страхе. А без пистолета она обычное серое ничтожество, способное только кровожадно мечтать о мести за мелочные обиды.

Поддавшись порыву, Катя схватила пистолет, поднесла к виску и положила палец на курок.

Раздался сухой щелчок, она даже успела испугаться, перед тем как почувствовала, как жар уперся в ее кожу, разрывая и съедая внутренности ее головы. Время шло, но жар не проходил и смерть не наступала, Катя отбросила пистолет на подушку, и прикоснулась к виску. Сильная боль сковала ее тело, а пальцы наткнулись на что-то вязкое и липкое. Внезапная догадка ошеломила ее, она схватила пистолет вновь, направила в потолок и надавила на спусковой крючок. Снова знакомый щелчок, и из дула вырвалась струя пламени, да так и зависла, в полутора сантиметрах от него. Катя отшвырнула пистолет в угол и заплакала. Зажигалка.